Бокс как спортивное единоборство (а не компонент рукопашного боя) появился в России в 90-х годах XIX века. Практически никто из знаменитых боксеров дореволюционного периода русским кулачным боем не занимался. Это не удивительно, если учесть, что в своем большинстве они были натурализованными "европейцами": Иосиф Граве, Михаил Кистер, Гвидо Мейер, Эрнст Лусталло. Однако известные российские боксеры "второго поколения" - Градополов, Емельянов, Лушев, Никифоров, Харлампиев-старший - тоже не ощущали необходимости дополнения своей подготовки "стеночными" приемами (хотя кое-кто из наших, но не их современников пытается утверждать обратное). А ведь они могли оценить достоинства еще живого тогда (правда, выходящего уже из широкого обихода) народного кулачного боя куда лучше, чем мы.
Только один знаменитый боксер из числа тех, кто вышел на ринг до Первой мировой войны - Нур Алимов (боксерский псевдоним "Кара-Малай") - прошел в юности школу стеночных боев. Но он был... татарин по национальности, выросший в русской слободе. Да и ему "ставил" удары и защиты тренер английского бокса. Из-за этого Алимов оказался впоследствии пропагандистом "староанглийской" школы и противником остальных российских боксеров, предпочитавших американизированный стиль...
Между тем, стеночный бой фактически дожил до появления физической культуры и спорта современного образца. В первые послереволюционные годы советская действительность способствовала гораздо более уважительному отношению к народным видам единоборств, чем это было когда-либо раньше или позже. В то время была популярна концепция массового спорта, а поскольку знатоков спортивной "классики" не хватало (она, к тому же, считалась "буржуазной"), постольку стеночные бойцы участвовали в турнирах наравне с боксерами. Во всяком случае, в первой половине 20-х годов.
В дореволюционный период в официальных соревнованиях по боксу высокого уровня участвовал только один кулачный боец, некто Бурханик, из Смоленска. Бой с его участием состоялся в начале 1914 года, и в матче Бурханик был столь серьезно травмирован (его кровь обрызгала зрителей первого ряда), что представители общественности выступили в печати с требованием запретить бокс в России! Однако в 1914 году у государства нашлись дела поважнее, чем регламентация спортивных соревнований. После революции кулачники встречались с боксерами часто, но схватки между ними обычно выявляли перевес бокса над стенкой. Что и должно было быть, так как подобное превосходство действительно имело место, хотя нынешним русским "стилистам" крайне неприятны подобные утверждения.
Впрочем, слово очевидцам. Вот как выглядит такой поединок в описании одного из первых (и самых славных) чемпионов, вышедших на ринг после революции - К.Градополова:
"...Среди участников чемпионата были боксеры из Кольчугина, небольшого городка Владимирской области. В то время да еще в Кольчугине вряд ли могли найтись хорошие спортсмены. Безусловно, они во многом уступали москвичам, и поэтому при встречах на ринге относиться к ним следовало снисходительно. Этого требовала простая гуманность, и мы решили быть внимательными к молодым спортсменам и не отбивать у них охоты к боксу.
Из прехавших кольчугинцев мне по жребию "достался" известный местный "стеношник" Владимир Лебедев. Я решил провести с ним бой возможно "деликатнее", тем более что на судейской коллегии ко мне подходило несколько человек с такой просьбой.
Выйдя на ринг, я пожал руку своему противнику. Передо мной стоял крепкий, мускулистый парень с задорным лицом. Видно, недаром он слыл лучшим бойцом на местных "стенках".
"Ну что же, покажу тебе превосходство боксерской техники над твоими бойцовскими качестввами", - подумал я и "повел" с ним "тонкую паутину", состоящую из финтов и легких ударов. Щадя самолюбие противника я не наносил ему сильных ударов. Так продолжалось минуты две. Все шло хорошо, но парень, видимо, недооценил мою корректность и принял ее за слабость. В то время как я стремился показывать "превосходство техники над неорганизованной силой", парень думал о более реальных вещах.
В результате я получил звонкий удар из числа тех, которые известны под названием "справа по уху". Удар был несильный, но настолько звонкий, что его слышал весь зал. Раздался смех зрителей, любящих подмечать забавные моменты.
Авторитет бокса был унижен. Деревенская грубость взяла верх над утонченной боксерской техникой. Парень просто решил уложить меня. "Так вот как ты платишь за благородство,! Ну что же, начнем с тобой другой разговор! Теперь уже речь не обо мне..."
И я ударил.
Когда судья на ринге отсчитал до десяти и предложил моему противнику встать, тот вообразил, что бой еще не окончен, и, не поднимаясь, полез под канаты, чтобы скрыться в раздевалке. Очевидно, он имел слабое представление о правилах бокса. [1]
Этот матч был хорошим уроком мне и моему противнику.
Как же могло случиться, что я получил такой нелепый удар? Здесь есть над чем подумать. Вести бой с сильным необученным "драчуном" не такое уж легкое дело. Если боксер в своих действиях проявляет какие-то закономерности, обусловленные рациональными движениями техники, то "природный драчун" действует стихийно и от него можно ждать самых необычных ударов. В бою с ним не знаешь, откуда, куда и в какой форме пойдет удар, что мешает предугадать хаотические действия "драчуна". Но они обычно не умеют защищаться и всегда становятся легкой жертвой боксера".
Замечание наиважнейшее! Градополов все-таки относился к тем, кого следует называть Мастером боевых искусств. Поэтому даже апломб бесспорного победителя вкупе с определенным столичным снобизмом не помешали ему увидеть ряд достоинств "стеночного стиля" (именно стиля, а не школы, о школе речи нет).
Интересно, что есть и "контрольные", независимые воспоминания об этой схватке, оставленные Я.Брауном (последний, несмотря на сверхтипичную "английскую" фамилию, бокс изучал отнюдь не в Англии). Браун тоже стал Мастером боевых искусств, но лишь несколько лет спустя. А во время этого боя он... ничего не понял! Единственное, что он увидел - это грубый, неклассический удар Лебедева и немедленно последовавшее возмездие. Победу "настоящего" боксера он воспринял как нечто естественное.
Пожалуй, он был прав - но сам победитель расценил данный бой не столь однозначно...
Добавим, что в этом случае боксер и стеночник сражались не только по боксерским правилам (категорический запрет пинать поверженного - как раз одно из них), но и в более привычных для боксера условиях: один на один. При таких обстоятельствах спортивный бокс с его развитой защитой и умением тактически грамотно строить бой обязательно должен взять верх. В случае боя одного против многих - тем более. А вот в условиях боя "многие против многих" (т.е.фактически - "стенка на стенку"!) данные преимущества, конечно, не исчезнут, но станут менее весомыми, поскольку опасность "стихийных" ударов в этих условиях возрастает - впрочем, не становясь единственно весомым фактором.[2]
Вот если бы дошлифовать искусство нанесения таких ударов (да и защиты) при помощи развитой техники... Увы, это будет уже не стеночный бой: сочетание "природности" и рациональности - это тот уровень "высшего пилотажа", который реализуется лишь в условиях Школы. А чисто народные единоборства (русские ли, индейские ли), хотя и предполагали определенное обучение и тренированность, не уровень Школы, как правило, не выходили - для этого требовался ряд дополнительных факторов.
И наши отечественные бойцы из народа осваивали хорошо оформленные приемы атаки и защиты лишь приобщаясь к развитым школам - бокса, спиридоновского либо ощепковского самбо...
Тем более интересно, что с 1922 по 1926 год титулом чемпиона СССР по боксу фактически обладал не боксер, а кулачный боец стеночного образца - А.Анкудинов![3]
Присмотримся внимательно к этому человеку. Ведь история его становления как бойца и тактико-технические особенности решающих поединков описаны очень подробно, описания эти сравнительно недавние, да и сделаны они не фольклористами или этнографами, а профессионалами ринга - не только наблюдавшими за боями Анкудинова, но и участвовавшими в них.
Уроженец Тверской губернии, Анкудинов еще в юности стал лидером местных кулачных бойцов. Во время Первой мировой войны он попал в немецкий плен. Так как это была Первая (а не Вторая) из мировых войн, пленные содержались относительно неплохо. Одной из постоянных деталей их быта являлись спортивные соревнования друг с другом или даже со спортсменами из числа немецких солдат. Особенно популярны были кулачные бои по боксерским правилам. Основной тон в них задавали пленные англичане, но российская община тоже регулярно выставляла своих бойцов, в том числе Анкудинова.
Каковы были его успехи в тех схватках - совершенно неизвестно.[4] Вероятно, неплохие, раз он являлся их постоянным участником. В любом случае, противостояли ему не профессиональные боксеры (хотя - как знать? Ведь и Харлампиев-старший тоже побывал в немецком плену) - да и пик мастерства Анкудинова был еще впереди...
После возвращения в уже советскую Россию он продолжал карьеру кулачного бойца. Равных Анкудинову в его весовой категории не было (хотя лишь в послереволюционной неразберихе он мог сойти за средневеса: его вес "плавал" между 80 и 90 кг, что более подобает бойцу-тяжеловесу).
Конечно, ему пришлось перенять кое-что из боксерской техники, однако Анкудинов по всей манере боя так и остался "стеночником". В боксерском мире он был известен под спортивным псевдонимом "Папаша": не за возраст (чемпионских высот он достиг в 24 года), а именно за патриархальную, "деревенскую" манеру поведения, в том числе на ринге.
Папаша вполне соответствовал трафаретным представлениям о "русском медведе". По рингу он передвигался неторопливо, шагом с опорой на полную ступню - "игра ног" была для него совершенно не характерна. Стойка у него была, фактически, лишь одна - та, что изображена на иллюстрации.
Один из пропагандистов "русского стиля" (все тот же А.Грунтовский), говоря об Аркадии Харлампиеве, утверждает, что тот "...боксировал без “сгрудки”, что говорит об его отрыве от традиции!" (т.е. традиционном в российском кулачном бою открытой стойки). О традициях Харлампиева сказано раньше; другие же боксеры-стеночники рвали с открытой стойкой потому, что она не обеспечивала защиту! Необходимость защитной стойки можно "превзойти" индивидуально, как это сделал советский боксер В.Попенченко (которого чуть ли не постановлением ЦК заставляли соблюдать "правильную" стойку). Можно "перерасти" ее и на уровне школы - такой, как "школа пьяницы"[5], где удары противника как бы сами "уносят" бойца с линии атаки.
Но такие школы - это уже поздний побег, появляющийся только на мощном стволе боевых искусств, включающем множество иных стилей, не заметить которые совершенно невозможно. Приписывать подобные достоинства русскому кулачному бою - верх нелепости.
Что и потверждается стилем боя наших стеночников. Анкудинов нуждался в сравнительно "закрытой" позиции, но о том, чтобы "перерасти" ее, речь не шла. Однако по возможности он предпочитал не защищаться, а нападать. Нокаутирующей силы удары он наносил не слишком прицельно, зато обеими руками почти с одинаковой эффективностью. (Некоторые современники предполагали, что Анкудинов был "скрытым левшой" - редкая и очень опасная категория боксеров).
Эти удары, как и стойки, уже не относились к числу "стихийных". Папаша в схватках с сильными противниками был вынужден отобрать несколько наиболее оптимальных движений. Но и к приемам боксерской классики они не относились. Коронные удары Анкудинова представляли нечто среднее между хуком, свингом и апперкотом - широкие, даже размашистые движения по дуге сбоку или снизу. Сериями и комбинациями ударов Анкудинов пренебрегал категорически.
Наиболее типичный для него стиль боя - бескомпромиссная, но не скоростная, а "теснящая" атака. Неспешно шагая по рингу, "русский медведь" постепенно перемалывал противника, даже если его замахи не попадали в цель. Необычная выносливость и мощь телосложения позволяли Анкудинову терпеть удары в соотношении даже большем, чем "три на один". В конце-концов один или два удара Папаши достигали цели, и на этом бой обычно кончался, потому что это были именно те удары, которые вышибают изразец из печи.
В современной терминологии боксер такого стиля называется "файтер", что, собственно, и значит - "боец".
Иногда неплохие (по любительским меркам) боксеры в период 1922-26 гг. навязывали ему свой стиль боя, но настолько увлекались своим кажущимся - а порой и действительным - техническим превосходством, что пропускали его удар - и сразу оказывались на полу.
Помимо того, что "Природный боец" (другое прозвище Анкудинова) "терпел" удары, были у него все-таки и защитные приемы. Впрочем, защита его была не вполне типичной как для бокса, так и для "стенки". Финтов и уходов с линии атаки нет, зато есть уклоны и нырки (похоже, именно тут сказалось боксерское влияние). Им не применялась защита отскоком или отшагиванием, довольно характерным для некоторых стеночных бойцов. Кроме того, фактически не использовались стопорящие или отводящие блоки: вместо них "природный боец" осуществлял простое подставление под удар бицепса, плеча или прижатого к телу запястья... (Мы можем порекомендовать такой метод далеко не каждому читателю - даже из числа поколнников "русского стиля"; для этого требуется анкудиновское телосложение...)
Папаша предпочитал довольно значительную дистанцию боя. Это, на первый взгляд, роднит его с бывшим стеночником Кара-Малаем, но внешнее сходство обманчиво. Алимов в боксе сражался по староанглийской методике, он был "боксер-фехтовальщик", что и обуславливало его нелюбовь к ближней схватке. Анкудинов же вовсе не стремился переиграть противника на "дистанции шпаги", которая предполагает маневренно-комбинационынй бой и высокую точность попадания. Оптимальной для него была дистанция, допускающая удар без подшагивания, т.е. в современном понимании - средняя.
Будем надеяться, что читателей не утомило столь длительное описание. Просто из более ранних источников мы с таким трудом извлекаем даже самую мелкую подробность, которая позволяет нам понять специфику русских кулачных бойцов. Анкудинов же - единственный, о технике которого известно практически все!
Однако победы в соревнованиях 1922-26 года - еще не конец его истории...
Григорий Панченко
http://combatmachine.hostonfly.ru/kemp04_r.htm